Г. Костомаров разбивает народные кумиры - Дмитрий Аверкиев

Аверкиев Дмитрий Васильевич

Г. Костомаров разбивает народные кумиры

И тако начаша упиватись граждане и ругатися нѣкими образы безстудными.

I

Г. Костомаровъ, учоный пользующiйся въ Петербургѣ большой извѣстностью, любимецъ петербургской публики, написалъ, какъ извѣстно по порученiю здѣшней Академiи Наукъ, статью для «Мѣсяцеслова» на 1864 г. Эта статья успѣла въ короткое время прославиться чуть-ли не больше всѣхъ другихъ трудовъ почтеннаго ex-професора и по справедливости заслужила позорную извѣстность. Статья эта вызвала замѣчанiе г. Погодина въ 4 No «Дня» и такимъ образомъ повела къ длинной полемикѣ, окончившейся 2-го марта статьею г. Костомарова, напечатанной въ № 62 «Голоса». Въ этой полемикѣ приняли косвенное участiе два петербургскiе журнала, выразившiе своими замѣчанiями впечатлѣнiе, произведенное споромъ двухъ учоныхъ на петербургскую публику.

Какъ самая полемика, такъ и замѣчанiя петербургскихъ журналовъ весьма знаменательны и по нашему мнѣнiю, заслуживаютъ полнаго вниманiя читателей. Сперва скажемъ о менѣе важномъ.

Въ Петербургѣ есть цѣлый класъ существъ, которыхъ русскiе, живущiе въ этомъ городѣ, прозвали общечеловѣками. Эти общечеловѣки существа до того цивилизованные, что отрѣшились отъ всякихъ предразсудковъ и, постоянно обрѣтаясь въ возвышенныхъ сферахъ мечтанiя, низкимъ для себя полагаютъ принадлежать къ какому-нибудь народу. Дѣйствительно ни съ однимъ народомъ нѣтъ у нихъ ничего общаго, даже языка. Ихъ хлѣбомъ не корми, подавай только какое хочешь обличенiе: всякiй скандалъ, всякое заушенiе историческаго лица для нихъ праздникъ. Имъ дѣла нѣтъ до правды, – имъ нравится самый процесъ оскандализированiя извѣстной личности, – хотя они въ то же время большiе хитрецы и не прочь при случаѣ посмѣяться надъ обличенiями. Имъ статья г. Костомарова понравилась до нельзя.

– Читали вы отвѣтъ Костомарова? спрашивалъ меня одинъ такой общечеловѣкъ.

– Къ несчастiю, отвѣчалъ я.

– Какъ къ несчастiю? Помилуйте, прекрасный отвѣтъ, перебилъ онъ.

– Къ несчастiю, продолжалъ я, отвѣтъ этотъ написанъ не на замѣчанiя Погодина; я готовъ отдать полную справедливость г. Костомарову: онъ весьма искусно отлыниваетъ отъ отвѣта.

– Этого я не могу сказать; я не читалъ Погодинской статьи, но Костомаровъ отвѣчалъ отлично. Димитрiй-то, Димитрiй каковъ молодецъ, а? Запрятался подъ дерево! Ха-ха-ха!

Чему это онъ радуется? подумалъ я, и сталъ было вразумлять общечеловѣка, но онъ не далъ мнѣ сказать и трехъ словъ.

– Да развѣ вы занимались русской исторiей? спросилъ онъ съ изумленiемъ.

Изумленiе это ясно говорило: а меня Богъ миловалъ.

Я почолъ излишнимъ продолжать разговоръ. Я даже не спросилъ общечеловѣка на какомъ основанiи онъ произноситъ сужденiе о предметѣ ему извѣстномъ, ибо сiи существа дѣлаютъ то, что имъ нравится, а заниматься умственнымъ шалопайствомъ для нихъ самое любезное дѣло.

Вѣроятно читателямъ не разъ приходилось вести подобные разговоры.

Мнѣнiе этихъ общелюдей нашло себѣ откликъ въ нашей журналистикѣ, ибо нѣтъ такой пошлости или глупости, на которую не откликнулась-бы наша современная журналистика. Жаль, что нѣтъ подъ руками одного изъ двухъ вышеупомянутыхъ журналовъ; по поводу полемики гг. Костомарова и Погодина тамъ выражено весьма курьезное мнѣнiе; впрочемъ смыслъ этого мнѣнiя мы передадимъ совершенно точно, и читатель лишится только краснорѣчивой фразы. Смыслъ-же (или вѣрнѣе безсмыслица) таковъ: "Что намъ за дѣло до Куликовской битвы, да и до битвъ вообще!"

Не правда-ли какъ прогресивно? Дѣйствительно, почтенному журналу нѣтъ дѣла до битвъ; его больше интересуютъ мордобитiя, о которыхъ онъ повѣствуетъ весьма краснорѣчиво и которыя онъ воспѣваетъ въ пошлыхъ стишонкахъ.

Другой журналъ, отличающiйся въ противуположность первому, весьма легкомысленному, необыкновенною тяжеловѣстностью мыслей, выразился о спорѣ двухъ учоныхъ подобнымъ образомъ: "мы полагаемъ, что г. Погодинъ правъ, но думаемъ, что виноватъ не г. Костомаровъ, а г. Погодинъ."

Въ чемъ-же вина г. Погодина по мнѣнiю этого увѣсистаго, но весьма почтеннаго органа? Въ томъ, что онъ сказалъ, и совершенно справедливо, что г. Костомаровъ не долюбливаетъ Москвы.

Прежде чѣмъ мы перейдемъ къ самому предмету этой статьи, мы считаемъ не лишнимъ разъяснить и этотъ пунктъ.

Г. Костомаровъ весьма обидѣлся на замѣчанiе г. Погодина о томъ, что онъ не долюбливаетъ Москвы. Такъ въ первомъ своемъ отвѣтѣ (Голосъ № 32) онъ говоритъ: "по-крайней-мѣрѣ при описанiи такихъ отдаленныхъ событiй, какъ куликовская битва, авторы должны быть изъяты отъ подозрѣнiй въ неблагонамѣренности своихъ взглядовъ… Иначе невозможно заниматься исторiей."

Весьма жаль, что г. Костомаровъ употребилъ слово "неблагонамѣренность;" оно на современномъ журнальномъ языкѣ получило такой неприличный оттѣнокъ и такъ часто употребляется журнальными башибузуками, что уважающему себя учоному слѣдуетъ остерегаться употреблять его.

Мы замѣнимъ его словомъ: "недобросовѣстность" и надѣемся ниже доказать, что именно въ недобросовѣстности должно не только заподозрить, но и обвинить г. Костомарова за его "описанiя такихъ отдаленныхъ событiй, какъ куликовская битва." Мы увидимъ какъ онъ искажаетъ факты, приводитъ изъ лѣтописей только тѣ изъ нихъ, которые бросаютъ на Дмитрiя мнимую тѣнь, умалчивая о другихъ; при томъ, онъ вообще лишонъ способности обращать вниманiе на совокупность фактовъ. Какой-бы извѣстностью ни пользовался учоный, – но если онъ, подобно г. Костомарову, искажаетъ факты, – то нельзя назвать его добросовѣстнымъ. Мы не говоримъ, чтобы это искаженiе было злоумышленнымъ со стороны г. Костомарова; готовы даже утверждать, что онъ трудится весьма прилежно, желаетъ по мѣрѣ силъ разъяснить нашу исторiю, бросить новый свѣтъ на многiя событiя, – но что-же дѣлать, если онъ не обладаетъ необходимыми для этого – ни силою, ни учоностью?

Развѣ не желанiе провести новый взглядъ заставило г. Костомарова написать статью о происхожденiи Руси изъ Литвы? Къ несчастiю, онъ не обладалъ и вѣроятно продолжаетъ не обладать необходимыми для этого знанiями, и его учоная фантазiя разлетѣлась въ пухъ и прахъ. Онъ желалъ также доказать, что Поляне и Новгородцы одно и тоже, но доказалъ единственно незнанiе основныхъ правилъ филологiи. Онъ писалъ и о Горѣ-Злосчастiи, и о Сусанинѣ – но къ чему вспоминать старое? Вообще, у г. Костомарова всегда охота смертная сказать что-нибудь "новенькое". Онъ всегда схватится за одинъ какой-нибудь фактъ, раздуетъ его въ гору, построитъ на немъ цѣлую статью, а на другiе факты не обратитъ никакого вниманiя.

И такъ желанiе сдѣлать во что бы то ни стало открытiе – весьма сильно мѣшаетъ г. Костомарову.

Во-вторыхъ, у г. Костомарова есть какая-то индiосикразiя къ Москвѣ; въ его статьѣ о Куликовской битвѣ, какъ нарочно примѣры этому встрѣчаются на каждомъ шагу. Весьма можетъ быть что эта индiосикразiя въ настоящемъ случаѣ только кажущаяся; самое открытiе, сдѣланное г. Костомаровымъ, въ этой статьѣ, было такого рода, что подъ впечатлѣнiемъ его онъ поневолѣ видѣлъ все въ чорномъ свѣтѣ. Но тѣмъ не менѣе, шпилекъ Москвѣ въ статьѣ не мало, и г. Погодинъ не могъ не замѣтить этого.

Еслибы г. Костомаровъ ограничился только вышеприведеннымъ нами намекомъ, то мы даже не обратили бы на этотъ пунктъ спора никакого вниманiя, но къ несчастiю г. Костомаровъ позволилъ себѣ, во второмъ своемъ отвѣтѣ, сказать, что въ статьѣ г. Погодина есть ученополицейская сторона. Отчего это г. Костомаровъ замѣтилъ только во второй статьѣ г. Погодина полицейскiй тонъ?

Обвиненiе въ нерасположенiи къ Москвѣ высказано г. Погодинымъ въ первой его статьѣ.

Чѣмъ тонъ этой второй статьи болѣе полицейскiй, чѣмъ первой? И въ чемъ этотъ полцейскiй тонъ, въ томъ, что г. Погодинъ не вѣритъ въ любовь г. Костомарова къ Москвѣ? Но какъ вѣрить въ этомъ человѣку, не обращающему вниманiя на представленныя ему возраженiя, бросающемуся изъ стороны въ сторону для подтвержденiя своего ни на чемъ не основаннаго мнѣнiя? И будто любовь или не любовь къ Москвѣ XIV вѣка подлежитъ вѣдомству полицiи? Кого это г. Костомаровъ удивить хочетъ?

Лучше бы г. Костомарову серьезно взглянуть на дѣло, перечесть еще разъ Никоновскую лѣтопись, которой онъ отдаетъ преимущество; при внимателномъ чтенiи онъ, надѣемся, увидѣлъ бы всю шаткость своихъ доказательствъ, – а не то поневолѣ думается, что г. Костомаровъ нашолъ полицейскiй тонъ въ статьѣ г. Погодина единственно для того, чтобы расположить въ свою пользу читателей.

Мы спросимъ г. Костомарова для чего онъ писалъ свою статью о Куликовской битвѣ? Какiя новыя истины онъ высказалъ въ ней? Объяснилъ-ли онъ ее значенiе лучше своихъ предшественниковъ? Новаго-то найдется весьма немного, да и то подлежитъ великому сомнѣнiю; при чтенiи ясно одно: желанiе бросить тѣнь на Димитрiя и на Москву вообще; желанiе это столь сильно, что авторъ сообщаетъ только неблагопрiятные для Москвы факты и для этого даже, какъ увидимъ, искажаетъ слова лѣтописей.